Путь The Beatles к вершине

Известная фирма «Royal disk company» проводила свой традиционный восьмой по счету конкурс, на который приглашались малоизвестные непрофессиональные группы всех музыкальных направлений. В случае успеха, победившая группа имела право записать на фирме маленькую пластинку , выходящую большим тиражом и служившую приложением к большому диску, выпущенному популярным исполнителем.

Это могло послужить рекламой для начинающих, знакомя их с широкой публикой. Мероприятие это проводилось совсем не с гуманной целью выявления новых звезд, как говорилось в афише. Компания получала солидный куш, так как вход в огромный «Liverpool hall» стоил зрителям немногим меньше, чем на концерт великого Пресли, славившегося своей скаредностью. Зритель спешил на подобные представления в надежде усладить слух свежими нештампованными песнями или инструментальными композициями.

Зал, как обычно, был полон до отказа. Каждый зритель получал специальную карточку, на которой отмечал, по его мнению, лучшую группу. Победитель получал приз- пятьсот фунтов. Но компания, в свою очередь, « заботилась» и об участниках. Каждая группа за право выступить на конкурсе оставляла в кассе компании по 100 фунтов. Не забывались и телекомпании, ведущие репортажи конкурсов.

Телезрители тоже могли быть членами жюри. Им было достаточно лишь приобрести красочный бланк компании, который стоил 25 пенсов, и купить каковой можно было в любой капиталистической стране. Несмотря на все негативные стороны, конкурс, проводимый «Royal disk company» , был почти единственным шансом для начинающих шагнуть в большой мир. Помимо самой компании на этом мероприятии грели руки и многочисленные мелкие фирмы-рантье, которые в огромных количествах скупали телебланки или билеты на концерт. Успех той или иной группы в большой степени зависел от голосов фирм-рантье.

Участникам конкурса приходилось раскошеливаться и перед этими мелкими дельцами. В конце концов, успех стоил весьма круглой суммы. Талант и исполнительское мастерство оттеснялись на второй план. Это обстоятельство помогало бездарным, но более содержательным в денежном отношении группам, пробиваться к славе. Конкурс, или, как тогда называли, «малый хит- парад» длился неделю. За месяц до начала учредительная комиссия прекращала рассмотрение заявок на участии и составляла список попавших на конкурс.

Затем эти списки представляли широкой публике в виде огромных рекламных плакатов. Мы с Робертом скрупулезно разработали план, согласно которому, «Парням» мог бы быть обеспечен удачный дебют. Первым делом мы перевели в банк все наши счета, в надежде получить хоть какой-то процент. Все наличные деньги «Парней», полученные из кассы кабачка, перекочевали в карманы рантье. Деньги из банка мы предназначили для конкурсной комиссии- на взятки. Сто фунтов для участия в хит- параде были уже уплачены.

За неделю до концерта мы заключили контракт с директором «Каменоломни», который, за небольшой процент , брал всех нас на содержание до окончания работы конкурсной комиссии. Риск был большим. В случае провала мы оставались полными банкротами. Пол, Джон, Джордж и Тони репетировали с утра до поздней ночи.

Я и Роберт носились по разным инстанциям связанным с конкурсом и как могли рекламировали «Парней» ,словно антрепренеры перед президентскими выборами. Естественно, мы догадывались, что то же самое происходило с другими группами, жаждущими успеха.

Напряжение росло как на бирже в период девальвации. Механизм, состоящий из антрепренеров, вроде нас с Робертом работал на предельном режиме . Нервы людей стали походить на струны, натяжение которых росло с каждым днем. Учредительная комиссия объявила о дне начала конкурса. Оставалось 3 дня. Все возможное мы сделали и чувствовали теперь неимоверную усталость. Вечером мы зашли к Роберту, предварительно договорившись не говорить более о деле.

Конкурс начался 3 октября 1960 года в большом зале « Royal Albert Hall».Каждая группа имела в своём распоряжении 15 минут. За это время следовало исполнить две песни,причём одну из них, собственного сочинения. Компания предоставила всем участникам необходимую аппаратуру. По странному распоряжению компании своими инструментами пользоваться не разрешалось.

Для «Парней» это было неприятной неожиданностью. Пол был левшой, и играть на стандартной бас -гитаре он не мог. Но, все же, решили рискнуть, упростив партитуру басовой гитары.Тони был мало знаком с полным комплектом ударных, что вселило в него неуверенность.

Мы с Ричардом и Робертом решили изменить название группы, так как «Парни с каменоломни» было слишком типично и малооригинально для столь представительного конкурса. Пол и Джон носили длинные волосы ,что не было тогда в моде. Мы подравняли их прически таким образом, что те были похожи на спинки жуков. Тони и Джордж тоже подстриглись под «жуков». Отсюда пришло и новое название « Silver Beetles»- « Серебряные жуки». Что же это такое « Серебряные жуки»? Для искушенной публики это было довольно странно. Репертуар был также непонятен: одна песня Пола Анка и одна собственного сочинения «I'll Get You».

Конкуренты старались исполнить известные песни и как можно сильней приблизить их к оригиналу. «Rolling Stones» поразил всех чистотой исполнения. Песни « Моя леди» и « Какого черта» были сделаны поразительно близко к оригиналу. Микки Джаггер превзошёл самого себя. 70% голосов было отдано «Rolling Stones», 25% получили «The Swinging Blue Jeans». Остальные 5% разделили The Zombies и The Searchers со своим «Needles And Pins».

«Silver Beetles» не были никем замечены.

Я находился в состоянии близкому к помешательству. Наш долг составлял 10 тысяч фунтов стерлингов. Ринго и Роберт были невозмутимы. « Все великое не может быть оценено сразу»-говорил Роберт. Для меня же этот оптимизм казался бредом сумасшедшего. Ринго и Роберт заключили 4 контракта на концерты. Это обошлось нам ещё в 3 тысячи фунтов. Я превратился в наблюдателя. Меня уже ничего не волновало. Я ничего не ждал от будущего. Естественно, все 4 концерта провалились, хотя ««Silver Beetles» изощрялись, как могли.

Сначала, они одевали на шеи фрагменты унитазов. Затем вешали на шеи толстые верёвки с петлёй. И в том и в другом случае эффект оставался постоянный –выступление вызывало лишь смех или горькое сожаление за деньги истраченные на концерт.

Мы не продали ни одного билета на последний концерт. Это был конец. Тони пристрастился к алкоголю. Из ударника он превратился в плохого барабанщика. Упадок был налицо. Требовались радикальные меры. После очередной пьянки, Ринго послал к черту Тони, и сам сел за ударные. Решили начать все сначала.

Как это прекрасно -начать все сначала!. Вы забываете о всех неудачах, мните себя счастливчиками во всем. Вам все по плечу ведь Вы еще ни разу не ошибались.

Вы начинаете с малого и движетесь к великой цели -быть первым. Дай Вам Бог добиться этого! Не сорвитесь на полдороги, не думайте, что Вы уже безнадежно стары или бездарны. Дерзайте! Вы можете и должны быть лучше всех. Дерзайте! Не бойтесь неудач. Они должны лишь подстегивать Вас.

Стремитесь к совершенству! Но!!! Бойтесь срывов! Они неизбежны и коварны, они ведут к абсолютному упадку. Но хватит философии ,вернёмся к нашим «Beatles».

«Beatles» отказались от чужих песен. За 2 года бесконечных репетиций и выступлений в Гамбурге выработался свой, ни на что не похожий стиль. Исполнение стало профессиональным, но пока никто не слышал о «Beatles»...

Постепенно мы все перекочевали в квартиру Ричарда. В углу его прихожей стояло старенькое пианино, какого-то неизвестного немецкого мастера. Джон приходил со своей гитарой и постоянно настраивал ее под это пианино. Пол оставлял свой самодельный «бас» в настоящем чехле от гитары Джорджа, которую тот прятал в полосатую простыню изъятую из белья Ричарда. Сам же Ричард приобрел два «дробовика» и тарелку с « чапом» у хозяина «Каменоломни». Ни о каком постоянном заработке не могло быть и речи. Вся наша корпорация « Sliver Beetles» явилась приютом для безработных. Каждый зарабатывал как мог. Иногда нам помогали родители Джорджа. Джордж предложил перейти на китайскую диету, с целью экономии средств.

К 6 часам вечера мы обычно собирались всем составом. Пол и Джон, сидя за пианино, сочиняли свои бесконечные мелодии. Джордж и Ринго старались извлечь как можно больше шарма из своих незамысловатых инструментов. Иногда репетиции длились по 12 часов подряд. Голоса становились все профессиональней. Теперь пели уже на 3 голоса. Чувствовалась гармония, достойная настоящих музыкантов. Все было сделано как следует, может быть даже лучше. «Beetles» уже забыли о первоначальной цели - о славе . Теперь все думали лишь о музыке...

...Мне часто приходилось садиться за фортепиано, так как Джон играл то на гитаре, то на гармонике. Когда-то в детстве я учился музыке. Сначала к нам домой приходил Пит Уотен. Он обучил меня азам. С его помощью я постиг элементарную технику игры. Пит был блестящим музыкантом. Он окончил консерваторию в Манчестере, и его уроки стоили дорого. Мы жили тогда в богатом предместье Стипл-он. И каждому отпрыску поневоле приходилось принимать дань состоятельных родителей -ходить в колледж и обучаться музыке у известных музыкантов. Признаться честно, меня больше привлекало тогда бесцельное хождение возле нашего конезавода и купание в озере, которое простиралось от виллы до самого леса....

Бедная матушка! Она хотела сделать из меня «настоящего англичанина». Я должен был играть в футбол, великолепно плавать, познать все существующие науки, чтобы стать полноправным хозяином огромного ее состояния. Кроме того, я не должен был быть профаном в искусстве.

Она позаботилась и об этом, скупив на аукционе, подлинники Ван Дейка, Рембрандта, Рафаэля, Брюллова, Пикассо и еще невесть кого. Те самые подлинники, которые не попали по воле случая в национальные сокровищницы Великих держав.

Пит Уотен был тогда лучшим из лучших- значит именно он должен был учить музыке ее маленького Марка. Пит делал все ,что мог, но дальше Клементи я не пошел. Да ,я смог постичь лишь простейшие, может быть, в чем то великие пассажи итальянского мастера.

Мать моя тогда была еще очень молода. А я был еще очень мал, чтобы спросить, почему у нас нет отца. Я не знал также было ли ей трудно, чего она желала, на что надеялась . Не мог я тогда, увлеченный своими детскими забавами, окруженный толпой услужливых гувернанток, заметить горькую грусть, едва заметную на чуть опущенных уголках ее слишком полных для англичанки губ, на едва приметных морщинках вокруг тёмных, слишком тёмных для англичанки глаз, которые смотрели тогда по-девичьи невинно, но по-женски тепло.

Два раза в год в начале апреля и в Сочельник к нам приезжала моя бабушка миссис Веллингтон. Могу поклясться, что она никогда не обладала чертами, присущими моей матери.

Глаза ее были пронизывающе холодны и бесцветны. В тонких, бледных, как при малокровии, губах чувствовалась несгибаемая воля. Я боялся ее и постоянно избегал. Мой дед –мистер Веллингтон мало чем отличался от своей супруги, разве что, страстью к рулетке.

Когда приезжали старики, я выдумывал для себя игры, которые помогли бы мне быть подальше от них.

Я подтаскивал каноэ, изготовленное нашим плотником Сидом к самым камышам, которые закрывали подход к озеру со стороны леса, спуская его на воду. В одном месте, только мне известном, камыши легко раздвигались . Тогда я проталкивал каноэ, идя по пояс в воде. Одной рукой я толкал лодку, в другой же держал арбалет. За спиной болтался колчан со стрелами. На голову я надевал плюмаж из страусинных перьев , который делал меня похожим на индейца. Так начиналась моя охота.

Я садился на корму и греб одним веслом, пока не выходил из зарослей камыша. Озеро открывалось мне сразу в виде небольших, но ощутимых для моего каноэ волн, идущих прямо на меня. Вода была тёмно-серая, а рябь, проступавшая на волнах, отдавала зеленью близлежащего леса. Обычно я выходил на охоту ближе к вечеру. Мать и подумать не могла, что я сейчас один в плоскодонке посреди огромного лесного озера. Когда ветер усиливался, волны становились больше, и могли бы перевернуть лодку, поверни я ее боком. Я бросал якорь около маленького камышового островка, который укрывал меня от возможных наблюдателей. Теперь меня не могли видеть даже в подзорную трубу. Здесь было неглубоко -не более полутора метров, и я мог видеть спины проплывающих толстолобиков. Хотя я был на охоте ,мне было жаль этих толстых и неповоротливых рыб. Я стрелял из арбалета, но нарочно мимо. Они шарахались и быстро уплывали в глубокую часть озера.

Однажды, вдоволь «наохотившись», я поднял якорь и двинулся было назад к лесу. Но что-то мешало мне. Что, я не знал.

Тогда ,12 апреля, к нам приехали миссис и мистер Веллингтон. Наверное, мне просто не хотелось их общества, но я не хотел в этом себе признаться. Все- таки, они мне родные бабушка и дед.

Ветра не был, волны катились будто пьяные. Было удивительно тихо -даже камыш молчал, хотя в тумане я угадывал путь к причалу по его «шушу». Едва уловимый скрип уключин донесся до меня. Голосов я еще не слышал. Мальчишеское любопытство заставило меня подплыть к островку и спрятаться в камышах. Из своего укрытия я увидел наш прогулочный 8-весельный ботик. «Странно»,- подумал я – в такое время гулять на ботике.»

Ботик предназначался для больших праздников. Я знал, что его спускали на воду один-единственный раз – в день обручения морей матери. Но что такое обручение я не знал. Я лишь был уверен, что это очень и очень большой праздник. Как он был красив этот белый, с русалкой на носу кораблик! Ноги русалки разрезали воду, а сама она смотрела прямо на меня. Но меня не смутил тогда взгляд русалки.

Меня удивила компания, плывущая к моему островку. На вёслах сидели два негра- плотник Сиди и его брат Оуэн. Остальные 4 весла оставались лежать на борту. На руле сидел мой дед –мистер Веллингтон. На широких скамьях сидели моя мама, миссис Веллингтон и незнакомый мне господин, смуглолицый, с очень тонкими чертами лица. Он был изысканно одет. Меня особенно поразила белизна его сорочки, манжеты которой выступали из-под безукоризненно сидевшего на нем светло-бежевого пиджака с широкими лацканами. « А ведь они плывут прямо на остров!»-мелькнуло у меня в голове.- Нужно получше спрятаться!».

Да, бежать было поздно. Придется остаться. Мне была неприятна эта мысль. Я знал, что подслушивать нехорошо, но, в конце концов, они же сами ко мне приехали! Приехали на мой остров! Мало им места в залах наших особняков. Мне стало даже обидно, ведь я считал себя здесь единственным хозяином. Я снял плюмаж, спрятал в кустах каноэ, но почему –то, не расставаясь с арбалетом, перебежал через маленький песчаный пятачок, из которого и состоял весь остров, и устроился среди камышей. Мне было слышно, как ботик врезался днищем в песчаную отмель. Сбросили трап. Первыми на берег сошли Сид с братом. Они расчистили проход для остальных. Моему взору предстала вся компания. Негры почему-то были с лопатами.

-Мистер Бруно, я надеюсь, что наша прогулка на остров будет более приятной для нас обоих, чем десять лет назад, -сказал мистер Веллингтон.

Незнакомый мне господин Брутто побелел, и правильные черты его исказились от непонятного мне гнева. Но он быстро овладел собой и мягко произнес: « Да, мистер Веллингтон, я тоже желал бы этого. Но ведь столь долгой разлуке я обязан только Вам и Вашей супруге.»

-Надеюсь эти годы оставили кое-какие гм… не совсем приятные для Вас воспоминания не так ли? -с участием осведомился мой дедушка Веллингтон.

-Вы правы, мистер, -твердо ответил Бруно – но все это время было для меня горьким лишь потому, что я не смог увидеться с Вами при других обстоятельствах… и чуть раньше.

-Я догадывался об этом, милый друг, и, хорошо зная Вас и свойственную Вам решительность, я сделал все возможное, чтобы оградить Вас от поступков , из-за которых мы могли бы и не свидеться вовсе.

Брутто кусал губы и смотрел себе под ноги. Было видно, что ему очень трудно владеть собой. Его гнев сменился нерешительностью. Он посмотрел на мою мать. Ее глаза были влажными. Никогда я не видел ее столь беззащитной.

Сам того не замечая, я вставил стрелу в свой арбалет . Я готов был выстрелить в любого из присутствующих . Но мне было непонятно, кто именно расстроил так мою мать, которую я любил больше всех на свете.

-Черт с тобой!- выдавил Бруно. Он подошел к одиноко стоявшей ольхе и отсчитал несколько шагов в одну сторону, затем ,как бы что-то вспоминая, сделал шаг влево и крикнул громко: « Лопату!»

Сид подал лопату и отошел. Бруно отмерил что-то от того места, где стоял, и принялся копать..

Мама заплакала, закрыв лицо руками. Я не мог ничего понять. Мои ноги дрожали от напряжения, но руки оставались твердыми. Мистер Веллингтон был чему-то очень рад. На сухом лице его супруги я заметил улыбку. То была страшная улыбка. Именно так я представлял себе смерть. Все это походило на ночной кошмар, хотя до ночи было еще далеко. Бруно кончил копать вглубь . Он стоял по грудь в песчаной почве и очевидно искал какую-то нишу на уровне своего пояса. Наконец, он нашел то, что искал, вытер пот со лба. Сид протянул ему руку, помогая вылезти из ямы. Бруно подошел к Веллингтону, держа в руках какую-то шкатулку, вытащил из нее какую-то бумагу. Лицо Веллингтона засияло. Затем он бросил к ногам Бруно ту самую шкатулку, а бумагу спрятал во внутренний карман смокинга. Брутто ждал чего-то от Веллингтона. Тот театральным жестом пригласил свою супругу подойти. Она вынула какую-то бумагу уз своего несессера и протянула Брутто. Бруно выхватил из рук старухи этот, наверное, очень важный для него документ, быстро пробежал глазами. Затем он поднес к нему огонь от своей зажигалки.

Много позже я пытался соотнести странные события этого дня с теми переменами, которые ждали нас с мамой на следующее утро там в Стиплоне. Казалось, что страшный сон, начало которого я увидел на острове, продолжается. Мама разбудила меня намного раньше обычного, когда еще солнце не выкатилось со стороны изумрудного леса.

Я посмотрел в окно. Меня передернуло от холода, который исходил от утренней росы. Местами трава была тронута едва заметным инеем.

Я не ощущал холода своей кожей, но он проник тогда сквозь поры и остался во мне надолго.

-Мы едем в Ливерпуль, -сказала мне мама тем ранним утром. Слова эти были произнесены так просто, будто случай на острове был чем-то нереальным. « А почему бы и нет,- мелькнуло у меня в голове,- Ливерпуль так Ливерпуль».

Перемены, которые принес нам переезд в Ливерпуль, никоим образом не повлияли на меня. Я все воспринимал как должное. Каморка в старом доме успешно заменила мне мои роскошные апартаменты предместья Стипл-он.

Маленький пруд, что около булочной фабрики, удовлетворил мои детские фантазии ровно, как громадное озеро в нашем имении.

Тогда я был уже достаточно взрослым, чтобы не задавать вопрос «почему?». Но я не созрел для способности соотносить происшедшие события..

Прошли годы. Я закончил колледж, а затем и Высшую школу в Лондоне. Образование в какой-то мере повлияло на мой характер. Однажды, листая Диккенса, я внезапно вспомнил своё детство. Эти воспоминания проплывали в моем мозгу подобно забытой киноленте. Я увидел все - и наш особняк в Стипл-он, и озеро, и остров. Картины прошлого всплывали в памяти до того детально, что мне казалось, будто я и не прожил тех 20 лет, которые отделяли меня « тогдашнего» от меня настоящего. Случай на острове предстал передо мной диким абсурдом. Я никогда не отличался стремлением к бурной деятельности. Но странное дело, я стал меняться у себя на глазах. Теперь я постоянно искал какую-то нить, оборвавшуюся холодным британским утром…

Я вспоминал о детстве, садясь за фортепиано. Теперь музыка приобрела для меня более глубокий смысл. Она давала мне возможность возродить самого себя, забытого всеми и мною самим, сына богатейшей землевладелицы миссис Веллингтон. Не хочу быть хвастливым, но я стал музыкантом. Я играл, не смотря на клавиши. Я чувствовал инструмент, как собственные руки. Теперь я был не только казначеем, но и пианистом в Ливерпульской четверке.

Положение «Beetles» было не из лучших. Наших скудных заработков не хватало даже на аренду инструментов.

Ринго вынужден был перейти в негритянский оркестр.

Вместо себя он предложил неплохого парня . Его звали Пит Бест. Пит был неслыханно богат,по сравнению с нами. Его мать содержала ресторан. Добрая мамаша Бест разрешила нам репетировать в своем ресторане. Наши дела понемногу поправились. «Beetles» стали думать о поездке в Гамбург. Это был последний шанс приобрести популярность.В Англии нас никто не принимал всерьез.

Честно говоря, Пит был нам ни к чему. Он весьма слабо соображал в ударных. Нам гораздо больше нравилась его мама, помогавшая материально. « Искусство требует жертв»,- говорил Джон, когда Пит сбивался с такта и бил не по тем барабанам. « Жаль только, что жертвами являемся мы»,- цедил сквозь зубы Джордж.

Время шло, а мы ,ни на шаг, не приближались к славе, которая походила на желание оборванца стать миллионером. Между тем приближался 1960 год.

31 декабря 1959 года мы сидели у Ричарда, ожидая, как обычно, его самого. Джон с беспокойством открывал холодильник, словно желая проверить цело ли еще спиртное, приобретенное в честь Нового года. В квартире было холодно, и Пол осторожно, чтобы не вызвать подозрение, проскользнул на кухню к Джону, очевидно, желая сообщить что-то очень важное, но секретное. Джордж и Пит, словно по команде, встали и тоже подошли к холодильнику. Содержимое его, по-видимому, волновало и их . Никто, конечно, не подавал виду, что присутствие четырех человек на кухне без объективных причин было довольно странным.

Говорили, почему то о спорте, о его пользе. Джон настоятельно советовал бегать по утрам. Пол говорил о благотворном влиянии хвойных ванн после заплыва в бассейне. Джордж и Пит говорили не то о футболе, не то о баскетболе. Незаметно стали разглагольствовать о вреде спиртного. Я ,естественно, разделял взгляды сторонников « сухого» закона, но почему то тоже зашел на кухню. Джон завел длинную речь о бессмысленности « искусственного увеселения» мозга, но между тем бросал тревожные взгляды на холодильник. Обстановка почему-то накалялась. Звук открываемого замка внес разрядку в создавшееся положение. Джон проворно открыл заветную дверцу холодильника и вытащил несколько бутылок виски, чувствуя затылком осуждающие взгляды.

-Ричард пришел!- ляпнул ни к селу он и устремился в комнату. Через секунду рыбные консервы были открыты, виски откупорены.

-За старый год! – торжественно и нарочито медленно произнес Ричард

Миф о вреде алкоголя был рассеян мгновенно.

-Счастья ва…- хотел сказать Джон, но крепкий виски свёл ему горло. По- английски это звучало « Hippy Sh…»

-Ты хотел сказать «Hippy Hippy Shake»? –спросил с улыбкой Пол.

-Даже не сказать, а спеть, друг мой!

Джон схватил гитару и запел . Тогда впервые зазвучал знаменитый « почти унисон» Леннон – Маккартни..

Они пели с такой радостью, голоса были так чисты, исполнение так совершенно, что, честное слово, я ощутил тогда, как впервые по моей спине забегали мурашки, и стали мокрыми глаза.

Потом мы снова сели за стол. Все были тогда безмерно счастливы. Пили, смеялись без конца. Пробовали сочинять, но получалась какая-то ерунда. Это никого уже не беспокоило.

-За начало! –по-мальчишески радостно прокричал всегда невозмутимый и рассудительный Ричард, разливая последнюю бутылку виски.

Рано утром 1 января 1960 года Джон, Пол и Ричард вышли из дому и направились в контору мамаши Бест. Ее сын Пит был уже там. Он вышел на полчаса раньше, дабы смягчить сердце миссис . Все наше предприятие должно было либо развалиться, либо продолжить свое существование. Все зависело от небольшой субсидии, которую могла бы нам одолжить миссис Бест. Мы твердо решили ехать в Гамбург с концертом наших новых песен. Ни хозяин « Каменоломни», ни какой- либо иной здравомыслящий человек не хотел иметь тогда с нами дела. Как ни странно, мамаша Бест не отказала нам. Она была уверена в таланте своего сына Пита и преградить путь к его славе она не решалась. Так что финансовый и, как нам казалось, основной вопрос был решен в течении месяца . Мы в свою очередь предоставили миссис Бест гарантии, что в случае провала вернем весь долг, работая без жалования в ее ресторане.

Но самым сложным оказалось другое. Ни один концертный зал Гамбурга не хотел иметь дело с « проходимцами» из Ливерпуля. Этого мы ожидать не могли. Целый год нам пришлось давать дармовые концерты, чтобы получить сносную рекомендацию.

Наконец, 10 ноября 1960 года мы подписали контракт с владельцем одного Гамбургского Концертхалла. На это ушла вся сумма, выданная нам мамашей Бест. О рекламных афишах не могло быть и речи. Гер Франц, великодушно сжалившись над «Beetles», взял на себя расходы на выпуск одной (!!! ) афиши, которая гласила: «Beetles» из Ливерпуля. Концерт должен был состояться 13 ноября . Забыв о всемирной славе, мы думали лишь о долгах нашего «концерна». Тем не менее, я верю сейчас, что число 13 –самое счастливое из всех существующих. 13 ноября в 6 часов вечера Гамбургский Концертхалле был набит до отказа. Очевидно, причиной нашего счастья явился дождь, ливший уже двое суток и заставивший гамбургцев укрыться под сенью необъятного зала.

С утра мы устанавливали аппаратуру, путаясь в бесчисленных проводах. Нам не хотели помогать рабочие гера Франца, очевидно, зная о финансовых неурядицах «концерна».

Ровно в 6 вечера четверо смущенных ливерпульцев вышли на сцену. Слышался смех и скептические замечания. Затем, ещё никому не известные Битлз, взяли в руки гитары, подошли к микрофонам... Мне искренне жаль всех тех, кто не попал тогда в заведение герра Франца. То, что случилось 13 ноября 1960 года в Гамбурге, не повторится уже никогда. Музыка, родившаяся там ненастным вечером, в считанные секунды снесла, ставшие тесными стены необъятного Концертхалле и вихрем пронеслась по всему миру. Успех был так велик, что я , спустя много лет, не в силах вспомнить что-либо подобное. Могу лишь сказать, что через несколько дней любой из четверки мог небрежным росчерком пера выписать чек на сумму, позволяющую приобрести с десяток ресторанов подобных заведению мамаши Бест..... Гер Франц сразу же стал нашим другом. Из холодного, презрительно ведущего беседу немца, он превратился в стопроцентного, бесшабашного американца. Он хлопал нас поочередно по плечу, вел непринужденные разговоры, ведущие, в конечном итоге, к продолжению контракта. Нас же тянуло домой. На то были весьма веские причины. Прежде всего, мы желали подобного бума в Ливерпуле, а так же нам порядком надоел Бест, который, в свою очередь ,уже осознавал, что его кандидатура в составе «Beetles» весьма нежелательна. Мы твердо решили ехать в Англию. Тогда гер Франц пустил последний козырь- он предложил нам месячное турне по Германии и 70% от сборов с концертов. Его уже интересовал не сам сбор, а реклама от нашего выступления.

В 10 утра 15 октября 1961 года он зашел к нам с этим предложением.

-Хелло, Марк, Ричард (мы только что позавтракали вдвоем и курили сигары).

-Выручите старика Франца и его несчастных деток. Дайте ему 30% от вашего турне, которое Вам оплатят одуревшие от счастья прусcаки.

-Хелло, дружище Франц! –отвечал ему в тон Ричард – нет ничего проще, но Бога ради, скажи, сколько одуревших от счастья прусcаков соблаговолят послушать треск моего барабана? Как видишь, я тоже забочусь о своих крошках. Не беспокойся, Риччи, я арендую 15 стадионов в 15 самых больших городах Пруссии . Поверь, дружище, в каждый можно запихнуть по 100 тысяч счастливчиков.

-Если таковые найдутся, - заметил я осторожно.

-Читайте, друзья мои, – воскликнул Франц и подал мне кипу газет.

Я бросил взгляд на первые страницы центральных газет. « Чудо из Ливерпуля», « Четверо дьяволов» и т.д.и.т.п. Что и говорить, предложение Франца было заманчиво.

- Ну что же, старина, – молвил задумчиво Ричард,- к черту пустяки, не заняться ли нам лучше стоящим делом?

Он подошел к бару и извлек бутылку шотландского виски, пахнущего дымом ,только что сгоревших еловых веток.

Концерты прошли слишком успешно. Слишком, потому что несколько раз, обезумевшая публика, чуть было не отправила нас в мир иной. В Берлине мы вынуждены были спасаться от толпы бегством по пожарной лестнице. Эта толпа смяла внушительные ряды блюстителей порядка и ворвалась в отель. Слава Богу, все обошлось, но в Кельне наши почитатели были уже «поумнее». Они заранее забили все ходы и выходы. В номере, прямо над нашим, не выдержал и рухнул потолок. Наше счастье, что, случайно, мы находились в тот момент в другой комнате. Впредь о нашем местожительстве знали лишь агенты ЦРУ, которые ,как известно, знают все.

Денежная река, по приказу Всевышнего, потекла в наши карманы. Это, естественно, отразилось на наших поступках. Пол, например, приобрел себе дюжину лучших костюмов из салона для миллионеров и завел личную парикмахершу. Теперь 2 часа в день он отдавал маникюру и прочим премудростям цирюльного дела.

Джон скупил себе баснословно дорогую коллекцию гитар итальянских мастеров, занялся живописью. Он полностью отдавал себя выражению мимолетных мыслей, используя холст и масло. Теперь, после его смерти, могу признаться открыто, что шедевры его были понятны лишь ему одному, хотя в то время мы сравнивали его полотна с творениями Гогена и Пикассо.

Джордж самоутверждался не менее оригинально . Взяв месячный «отпуск», он «по зову сердца» вылетел в Индию учиться мудрости у Кришны.

Мы же с Ричардом , как самые заурядные личности, не смогли выдумать ничего более экстравагантного, чем занятие текущими делами концерна. Прежде всего, мы поместили почти весь наш капитал в два швейцарских банка, как известно, в этих банках сумма удваивается за 5 лет. Затем вылетели в Англию и заключили контракт с фирмой « Ludwig» на производство специальной аппаратуры для « Beetles». Были заказаны гитары с оптимальной для пальцев Пола, Джона и Джорджа мензурой, ударная установка для Ричарда. Электронную аппаратуру, включавшую в себя новейшие, доселе не применяемые в музыке усилительные устройства и акустические системы, выполняла для нас фирма «Wox». Эти новшества обошлись «всего» в 500 тысяч долларов. В то время для нашего концерна это была весьма солидные деньги.

В один прекрасный день ко мне домой в Ливерпуле зашел Пол и попросил взаймы небольшую сумму. Мы привыкли к тому времени так распоряжаться деньгами, что сначала эта просьба вызвала у меня снисходительную улыбку. Я открыл ящик бюро... и не нашел там и десятой доли той суммы.

...- Странно, - глупо улыбнулся я.- Давай зайдем к Ричарду .

У Ричарда мы застали Джорджа. Они как раз собирались к нам с тем же вопросом и были рады нашему приходу. Но радоваться было нечему. После двухминутного разговора наступило молчание. Развязка пришла со звонком Джона, пришедшего просить взаймы у Ричарда. Положение наше было даже комично - миллионеры без миллионов. В швейцарских банках мы могли получить свои деньги (согласно договору) не ранее чем через год, а для того чтобы извлечь большие проценты лишь через 5 лет. Аппаратура для концертов будет готова лишь через 6 месяцев. К этому следует добавить, что о нашем недавнем успехе в Германии никто не имеет и понятия в Ливерпуле. В голове у каждого из нас ежесекундно возникали планы возрождения, но, чем больше мы рассуждали, тем яснее представляли себе сложность нашего положения. Как всегда выручил Джон.

-Что же нам делать?- напевно произнес он.

Пол и Джордж, словно сговорившись, спели те же слова на два голоса. Какое счастье, что у этих троих слова и музыка рождались мгновенно, по-видимому, им незнакомы были муки творчества. Джон схватил гитару, Пол подошел к пианино, и через 10 минут была готова песня, слушая которую, спустя лишь год, чопорные леди и джентльмены будут вскакивать с кресел старинной работы во дворце самой королевы Англии и орать что-то невразумительное, прославляя тем самым четырех юнцов, сумевших вселить в них дьявола.

В конце ноября у меня появилась масса свободного времени. Так ли это плохо? Во время финансового кризиса, Джон выгодно продал свою коллекцию гитар работы итальянских мастеров, и мы поровну разделили все деньги, рассчитывая на 6 месяцев безработицы. Теперь он с Полом и Джорджем поселились у Ричарда и работали над новой программой. Только теперь, оставшись в одиночестве, я вспомнил вдруг о своем друге Роберте. Еще перед нашей поездкой в Германию, он получил официальное приглашение в США в Национальную косметическую клинику.

Мы, конечно, уговорили его поехать. Скрепя сердце, он расстался с нами и теперь напоминал о себе лишь праздничными поздравлениями. Я с грустью отметил для себя, что он остался для меня тем же загадочным доктором, что жил несколько лет назад в подвале моего дома. Я невольно подошел к окну.

И сейчас моросил тот же мелкий холодный дождь, который никак не хотел уходить из Ливерпуля. Сапожник Клифф умер год назад. Цветочница Мария вышла замуж и уехала в Лондон. Да, все течет, все изменяется кроме дорогого мне Ливерпульского дождя. Я долго стоял у окна и смотрел на мокрую мостовую. Вечерело. Дождь усилился. Зажглись фонари. Их желтый свет не освещал улицу, а лишь ускорял приближение ночи.

Мне стало невыносимо тоскливо одному, в пустой квартире. Странно, раньше я был рад одиночеству. Я поймал себя на том, что жду чьего-то прихода. Это было нелепо, так как стояла глубокая ночь. Я даже не заметил ее прихода. « От безделья! - мелькнуло у меня в голове. Так я объяснял себе причины душевного недомогания.

В дверь позвонили.

-Входи, Роберт, не заперто,- радостно закричал я не своим от счастья голосом.

В том, что позвонил Роберт, можно было не сомневаться. Это был единственный в мире человек ,способный явиться в половине второго ночи из-за океана.

-Странно, отчего ты не запер двери?- были первые его слова.

-Знаешь, Роберт, мне было так тоскливо, что я обрадовался бы даже квартирному вору. Я сказал это так естественно, что Роберт рассмеялся своим заразительным детским смехом.

-Но раз пожаловал мой лучший друг, – продолжал я,- то придется встретить его на высшем уровне!

Я достал бутылку французского коньяка и две рюмки.

-Подожди, Марк, сначала ответь мне на один вопрос. Как тебя зовут? Вернее, назови мне твою фамилию.

_ Ты что, спятил, там, в Штатах? - вполне резонно спросил я.

-Ну, все же?

-Марк Веллингтон,- недоуменно промямлил я.

- Нет. Твоя фамилия Бриано. Ты единственный наследник погибшего при неизвестных обстоятельствах миллиардера Бруно Бриано.

« Тронулся, наверное, пристрастился к ЛСД»,- подумал я.

-Слушай дальше, – как ни в чем не бывало, продолжал Роберт.- Твои мнимые бабушка и дедушка Веллингтоны завладели компрометирующими Бруно Бриано, твоего отца, документами. Косвенно, но чисто документально в делах Бриано была замешана и твоя мать Элеонара Бриано. В случае огласки тех бумаг, твоих родителей ждал электрический стул, а тебя лишение гражданских прав и высылка из Англии. Взамен, мистер Веллингтон требовал дарственную, в которой бы оговаривалось Брианом, что все земли Бриана и 10 миллиардов долларов золотом принадлежат отныне его «отцу» т. е. Веллингтону. Когда тебе было лет 10, произошел обмен. Веллингтон получил дарственную на богатства Бриано, а Бриано, в свою очередь, компрометирующие документы, которые, по-видимому, тут же уничтожил. Я даже знаю, что это происходило в Стиплт-он, - закончил Роберт и разлил коньяк.

-Подожди, Роберт, здесь что-то не так, – возразил я. -Каким образом какой-то Веллингтон мог стать отцом Бриано, и почему я стал Веллингтоном? Да, и как ты узнал обо всем этом?

-Дело в том, Марк, что мир очень тесен. Наш маленький шарик не может скрыть в себе все гадости, которые творят, живя на нем, целых 4 миллиарда высокообразованных обитателей. Национальная клиника, где я работал, находится на бывшей земле Веллингтонов (к счастью у них не было наследников) и об этой истории знает там каждый бродяга. Говорят ,что Веллингтон был очень набожен и, заботясь о лучшем месте на том свете, исповедовался перед смертью местному священнику. Последний же был горьким пьяницей, и разболтал обо всем едва лишь земля приняла твоего « дедушку».

-Да, понятно, но опять же, как он стал моим дедушкой?

--Ну, слушай, дальше,-сказал Роберт, закуривая сигарету. -При достижении тобою 18 лет ты получил бы право на наследство. Это никоим образом не устраивало Веллингтона. И поэтому он в короткий срок продал имение в Стипл-он и переехал в Вашингтон. Там, за очень большие деньги, он, таким образом, составил бумаги, что ты не мог более иметь право на наследство, т. е. те 10 миллиардов всегда принадлежали ему (не было никакой дарственной) и самое главное, был документ, подтверждающий отсутствие наследников и родственников в Англии.

-Значит теперь эта история не имеет никакого значения, – заметил я. –Я наследник без наследства.

-Да нет же, дорогой друг! Ты вечно спешишь с выводами. Ты знаешь, как американцы любят сенсации? Через неделю после того, как всем стало известно об аферах Веллингтона, делу дали большой ход. Газетчики наводнили предместье Веллингтона. Началось следствие. Был установлен подлог документов. Самое главное, в одном из сейфов Национального банка, была найдена дарственная ! Компрометирующие документы на Бриано уничтожены им самим. Да и неизвестно были ли они.

-Были,- твердо заметил я и вспомнил сцену на острове в Стипл-он.

-Тем не менее, ни ему, ни его наследникам ничего не грозит! Ты понял? Тебе осталось лишь доказать, что ты- сын Бриано...

Поздно или рано всему приходит конец, будь то хорошее или плохое. К нашему счастью, печальные дни кончились – приехал Роберт. А, как известно, когда после долгой разлуки встречаешь доброго друга – все неудачи пропадают неизвестно куда. Как обычно, Роберт явился из-за океана без предупреждения глубокой ночью. Он открыл дверь своим ключом и возился в прихожей с какой-то поклажей. Я проснулся и, ни секунды не сомневаясь, кто именно находится в прихожей, тихонько прошмыгнул Роберту навстречу.

-Ты не знаешь, когда отходит электричка на Стипл-он? – были его первые слова.

«Странная манера приветствия у этих американцев», – мелькнуло у меня в голове.

Я уже хотел было напомнить Роберту правила хорошего тона, но с языка слетела совершенно идиотская тирада, суть которой сводилась к тому, будто я ничуть не сомневаюсь, что все электрички отходят с железнодорожного вокзала. Мои слова, по-моему, озадачили Роберта, судя по довольно долгой паузе, появившейся в нашем разговоре. Вероятно, он размышлял, возможно ли отбытие электричек с автостанции или же со взлетной полосы аэродрома. Внезапно мы оба рассмеялись нашему нелепому разговору, а затем поздоровались по всем правилам. Тихо, чтобы никого не разбудить, мы прошли на кухню.

-Выпить хочешь? - спросил я.

- Пожалуй, кофе. Жутко хочу спать.

-Не мудрено, – заметил я, – скоро утро.

-Так слушай, – начал Роберт. – Помнишь, я рассказывал тебе о Веллингтоне? Ну вот. Земля и недвижимое имущество твоего «дедушки» национализировано, а 12 миллиардов фунтов переданы на хранение в Национальный Банк Англии. Я разговаривал с юристом. Оказывается, что вся эта сумма может быть передана прямому наследнику Брутто Бриано. Я уже говорил тебе об этом.

Будет создана специальная комиссия, которая определит подлинность наследника. Ты знаешь, – улыбнулся он,- у тебя много конкурентов. В Штатах и Британии проживают многие тысячи твоих однофамильцев. Не сомневаюсь, что в скором будущем их будет еще больше, за счет фиктивных документов.

Фотография Бриано была помещена в «Нью-Йорк Таймс». Так что, полагаю, у моих коллег, занимающихся пластическими операциями, будет достаточно работы.

Тебе нужно, как можно быстрее, ехать в Стипл-он и согласно регистрационной книге установить твое настоящее имя. Это будет очень непросто. Но игра стоит свеч.

« Еще каких свеч!», - подумал я и представил себе стеариновую свечу высотой с Лондонский Тауэр. После этого разговора, ни о каком сне, я уже не помышлял. В « Ливерпуль Ревю» я нашел расписание поездов в направлении Стипл-он. Выехали мы с Робертом на пятичасовой электричке, когда уже угадывался рассвет.

Вагон оказался почти пустым, и это позволило нам растянуться на очень удобных, для всех смертельно желающих спать, деревянных скамьях. Пробуждение было не из приятных. Мне казалось, будто все мое тело приняло форму скамьи, стало деревянным.

«Теперь то я совсем не похож на Брутто Бриано», – думал я . Не в лучшем состоянии был и Роберт.

Стипл-он встретил нас невероятным для этих мест зноем. Мы решили пройтись пешком до моего бывшего имения, которое виднелось вдали за зеленеющим пшеничным полем.

Нам удалось разыскать чуть заметную тропинку, теряющуюся за уже окрепшими стебельками ирландской пшеницы « premature». Должен заметить, что этот сорт слишком прихотлив, и поэтому малоприемлим для нашего климата, изобилующего холодными дождями и утренними заморозками, но к чести нашего тогдашнего агронома мистера Марбука «premature» смог каким-то образом прижиться и даже приносить заметный доход, что являлось предметом зависти и уважения со стороны коллег-агрономов. По дороге я поведал это Роберту, дабы скоротать время, которому пришлось признаться в своей полной неосведомленности в аграрном деле.

Роберт, поначалу, даже имел смелость усомниться в наличии пшеницы и высказал дерзкое предположение о произрастании овса по обеим сторонам ведущей нас тропинки. Меня как бывшего владельца этих мест и как потенциального фермера слегка покоробило сомнение Роберта, но я и виду не подал, что обратил внимание на его лепет, а лишь ухмыльнулся про себя и продолжал путь как истинный ас пшеничного дела. Пройдя около полумили, я подошел к зеленому стеблю и бережно как ребенка погладил его, бросил профессиональный взгляд на плотно прижатые листья и произнес с мягкой улыбкой загадочную фразу : « Скоро в колос пойдет»… Роберт оторопело втянул голову в плечи и, по-видимому, почувствовав мое неоспоримое превосходство в вопросах сельского хозяйства, решил вести разговор на более общие темы.

Новый управляющий Стипл-он мистер Грейтли оказал нам весьма радушный прием, угостив чудесным аперитивом собственного производства, который мы дегустировали на открытой террасе центрального особняка в ожидании обеда, приготовлением которого руководила сама миссис Грейтли. О целях нашего приезда никто не спрашивал, будто нас ждали как дорогих гостей. Мистер Грейтли болтал без умолку, посвящая нас в тайны своего хозяйства..

-Вы знаете, мистер Веллингтон, мне удалось развести в нашем озере … кого бы Вы думали? Байкальских хариусов! Вы мне не верите? Умоляю Вас, поверьте на слово. Раньше здесь водились одни лишь толстолобики да караси с плотвой . Но мне удалось создать редчайший микроклимат… Вы представляете себе? Я посадил на дне водоросли речного папоротника, и они очистили воду до неузнаваемости. Теперь хариус расплодился в таком количестве, что на мелководье у леса его можно ловить руками.

Воспоминания детства вновь захватили меня и превратили в мальчика с арбалетом в руках, плывущего в плоскодонке по огромному озеру в поисках приключений. Мистер Грейтли, заметив мой блуждающий взгляд, не стал докучать мне своими рассказами и накинулся на Роберта. Роберт, очевидно, желая сделать мне приятное, заговорил о сельском хозяйстве, очень обрадовав этим хозяина. Мистер Грейтли души не чаял в такого рода делах и, естественно, найдя достойного собеседника, заговорил еще быстрее, открывая Роберту тайну произрастания гречихи и конопли и еще Бог весть чего. Пытливый ум Роберта заполнял свои пробелы в области взращивания злаков « покрытосеменных», ровно, как и «голосеменных». Опираясь на мою репутацию бывшего фермера, доктор Роберт пожелал показать свою эрудицию и небрежно заметил мистеру Грейтли, что ирландская « premature» скоро де должна «пойти в колос» по его личному, мол, наблюдению. Заявив об этом, Роберт поверг в глубокое смятение мистера Грейтли , уколов его ненароком в больное место.

Он внезапно утих и закурил сигару. Нас с Робертом поразила эта непонятная смена настроения добряка Грейтли. Он обвел нас долгим испытывающим взглядом, как бы, не решаясь начать, какое-то неприятное для него повествование.

Лицо его как-то странно изменилось, и печальная морщинка легла на безмятежном доселе челе.

-Вы слыхали о мистере Мак Джое? - обратился он к Роберту и, не получив ответа, продолжал, - да это был тот парень , он подчеркнул слово «тот». Мы ему и в подметки не годились. Ни один нормальный фермер и не помышлял бы о « premature» в наших краях. Мыслимо ли это? Мак Джой знал «свой» секрет и не упустил бы своего… Как только завез он « premature» в Стипл-он, все на смех его подняли. Да, «тот» парень был себе на уме. Подкармливал почву Бог весть чем, да снимал по два урожая в год!

Я быстрей бы согласился растить ананасы , чем поверил бы в это… Но приходилось верить. Как ни придешь на поле, Мак Джой все вертится, будто колдует. Казалось, живет он со своей «premature». Да и барыш имел неслыханный. Веллингтону (нашему бывшему хозяину) по 50 тысяч фунтов в год приносил. Сколько себе брал – одному ему известно. Стали поговаривать, что де сколачивает Мак первый миллион… Словом, жил как Бог на небесах. В ту пору служила у нас экономкой мисс Долли Брайт. Сперва внимания на Мака не обращала , а как тот в гору пошел … короче , женился на ней бедняга Мак.

Мистер Грейтли странно менял стиль во время своего рассказа. То говорил как крестьянин из провинции, то мог спорить в изложении с самим Флобером. Поначалу это бросалось в глаза, но затем мы привыкли.

-Ох и хороша же была эта мисс Долли! – продолжал Грейтли. – Черты ее были на редкость правильны, походила она на греческую статую , но как ни странно, не теряла она а ,наоборот, выигрывала в земной плотской привлекательности. Один невинный ее взгляд повергал самых степенных дам в бешенство, а самых убежденных холостяков, да и не только холостяков,- понизил голос Грейтли, мельком глянув в сторону кухни,- в полное смятение. Смею Вас заверить, молодые люди, что любой супермен, из американских боевиков, предложил бы ей руку и сердце, лишь увидев ее глаза в тот момент, когда она возводила их к небу, подсчитывая ежедневный доход со стрижки овец. А вдруг бы ей вздумалось пококетничать? Боже! Меня даже сейчас начал бить озноб..

- Не подняться ли нам в гостиную, друзья мои?

.. В тот злосчастный вечер,- продолжал чуть позже Грейтли, прихлебывая пиво из необъемной кружки,- невесть откуда пришла гроза. Ветер выл так, что кровь стыла в жилах, с амбаров посрывало крыши. Ливень начался такой, что и не понять было, на земле мы живем или под водой.

Озеро вспучилось и двинуло к лесу, выворачивая с корнем деревья, размывая вал, за которым начинаются поля и фермы. Как сатана, предстал вдруг передо мной Мак Джой.

Да, поверьте мне на слово! Вижу, одни глаза его будто желтым огнем горят, одежда - в клочья, вся грудь и плечи в крови. Диким и странным таким голосом хрипит одно слово: « premature», « premature». Кстати, замечу, что темно было, как в могиле. Провода то все посрывало, только камин тлел, да молнии светились изредка.

Почудилось мне, вместо рук у него лапы с когтями скрюченными…А он все ближе и ближе, пена изо рта, волосы, как сейчас вижу, вверх поднялись и застыли так. Ветер взвыл тогда неистово, лопнуло стекло, камин задуло, будто и не было его вовсе. А глаза-то, глаза светятся и ко мне приближаются. Вот до сих пор понять не могу, как я тогда со страху не помер, мыслимо ли такое увидеть.

Завопил я, похлеще любого сатаны, выбил окно и побежал в сторону леса. Несколько раз я падал, но вставал и бежал опять. К своему ужасу я заметил, что приближаюсь к дому Мак Джоя и миссис Долли, но не нашел я в себе сил, чтобы не заглянуть в ярко светящиеся окна. Как не был я напуган, но свет удивил меня, повторяю, электричества ведь не было во всем Стипл-он.

Трясясь от озноба, страха и болезненного любопытства, граничащего с безумием, я приник к окну. Там ничего не было кроме яркого пламени, заполнившего комнаты дома от пола до потолка. Я отпрыгнул от окна, услыхав где-то сверху безумный, нечеловеческий смех.На крыше стояла миссис Джой в длинной белой ночной рубашке и махала руками, как птица, стремящаяся взлететь.

Языки пламени лизнули ее голые ноги, но она видимо не ощущала их. Змейки огня побежали по ее рубашке, и странный оскал ее безумной улыбки, под влиянием неведомой метаморфозы, предстал передо мной искаженный от страдания и безысходности лицом прекрасной мисс Долли, той, которая сводила всех с ума своей красотой.

Она узнала меня, но, видимо, не ждала уже никакой помощи, приняв весь этот кошмар, как должное. Я увидел полные горя и слез глаза несчастной женщины, пришедшей в себя за миг до смерти.

Мистер Грейтли беззвучно курил и провожал клубы дыма печальным взглядом. Нас он, казалось, больше не замечал. Потом вдруг повернулся к Роберту:- Да, наверное, вас интересует судьба мистера Мак Джоя?

-Конечно,- как-то не совсем естественно ответил мой друг, виновато пряча глаза,- как он воспринял все это?

- Да никак. Он и не узнал о пожаре,- сдавленно заговорил мистер Грейтли.

Казалось, что каждое слово он произносит с большим трудом, с почти физической болью. Тогда, я мог бы собрать людей. Вероятно, он за этим и прибегал ко мне. Да, точно. Я - трус и негодяй.

Одному ему было не под силу завалить брешь в плотине. Одному не под силу, но я мог бы тогда позвать Бена, Риччи , да и еще… Далась ему эта проклятая «premature» .

Нашли его наутро. Тело изуродовано, как после мясорубки. Да и немудрено, агент Джонсон из нашего околотка утверждал, что Мак Джой пытался собой закрыть эту чертову дырку в плотине. Мыслимо ли это? Ну да ладно, дело давнее,- уже спокойнее сказал мистер Грейтли, и лицо его посветлело.

-А то поле, где раньше росла « premature», я уже лет двадцать как засеял овсом. Да, Вы наверное видели? - обратился ко мне Грейтли.

-Видел ,-прохрипел я, подавленный каменным взглядом Роберта.

Никаких документов, доказывающих, что я Марк Бриано, мы в Стипл-он не нашли. Более того, во всех реестрах значилось, что предместье принадлежало роду Веллингтон еще до рождения Ричарда Львиное Сердце. Погостив для приличия еще пару дней, мы с Робертом выехали в Ливерпуль.

А между тем время шло, невзирая на наши неудачи. Ему, если сказать честно, наплевать, кто я - Веллингтон или Бриано. Пол и Джон подготовили огромный материал. По их расчетам, его должно было хватить на 2-3 новых диска. Фирма «Wox» прислала нам уведомление на получение чудесной аппаратуры. Через неделю мы снова стали обладателями нашего состояния.

Please Please Me —наш дебютный альбом был записан всего за один день - 11 февраля 1963 года. 22 марта 1963 года нам наконец удалось выпустить «Please, please me». Работа налаживалась как-то неестественно быстро.

Я арендовал на год студию грамзаписи «Parlophone Records ». Но тогда уже мне было ясно что «Beatles» нужна своя студия. Купить Parlophone пока было невозможно. И тогда мои друзья сделали невероятное - 22 ноября 1963 г.

«Beatles» записали диск « With the Beatles».

Почти все песни принадлежали Джону и Полу. Успех был , но не столь ошеломляющий как в Гамбурге. Чувствовалась какая-то внутренняя напряженность.

Вероятно, давала себя знать изнурительная работа, буквально по 15-16 часов в сутки.

У Джорджа была своя несколько своеобразная система « отдыха и медитации», что у Джона называлось « шатание по миру». Проще говоря, Джордж предложил дать несколько концертов во Франции.

Тогда уже имя «Beatles» приобрело огромную популярность. Но «почивать на лаврах» они себе позволить не могли, да и о каких лаврах может идти речь, если рядом шли, наступая «Beatles» на пятки такие гиганты как « Rolling Stones» , « Animals» и прочие.

Наивно было бы думать, что Джорджу удалось бы когда-нибудь переубедить Джона «шататься по миру», вместо того, чтобы записывать новый диск. Но случилось так: вечером к нам в студию пожаловал Мик Джаггер..

-Привет, сладенькие,- проорал он, сел прямо на пол в углу комнаты и закурил, хитро поглядывая на Джорджа. Тот в замешательстве отвел глаза и стал ворошить ноты на столе. Ринго добродушно кивнул и с интересом поглядел на клубы дыма, вырывающегося из огромного рта Мика, подобно извержению средней величины вулкана.

-Что Вам угодно, сэр?- с прохладцей промолвил Пол, не забыв при этом как-то удивленно-негодующе вскинуть свои умопомрачительные брови.

-Какого черта приперся, подонок вшивый?- поприветствовал Мика Джон, чисто по-американски вежливо и лаконично.

Эта деталь не ускользнула от проницательного Мика, который, в свою очередь, весьма успешно парировал, кольнув Джона в уязвимое место:

-Ох, не на Нью-Йоркской ли выставке ты подхватил такие сногсшибательные идиомы, исходившие, как мне думается, от местных любителей живописи?

Это был удар ниже пояса. Джон был уверен, что о крахе его» живописной» карьеры на прошлогодней выставке в Нью-Йорке никому ничего неизвестно, ибо выставлялся он под именем Сержа Левуазье.

И хотя в прессе учтиво умолчали об этом ужасном для мира живописи событии, то для нас оно оставалось неведомым лишь до той поры, пока невеста Джона Синтия набирала номер телефона своей школьной подруги, которая в свою очередь являлась невестой Ринго и, как назло, сестрой Мика Джаггера.