Книга "Холодный дождь в Ливерпуле" 6 глава

Постепенно мы все перекочевали в квартиру Ричарда. В углу его прихожей стояло старенькое пианино, какого-то неизвестного немецкого мастера. Джон приходил со своей гитарой и постоянно настраивал ее под это пианино. Пол оставлял свой самодельный «бас» в настоящем чехле от гитары Джорджа, которую тот прятал в полосатую простыню изъятую из белья Ричарда. Сам же Ричард приобрел два «дробовика» и тарелку с « чапом» у хозяина «Каменоломни». Ни о каком постоянном заработке не могло быть и речи. Вся наша корпорация « Sliver Beetles» явилась приютом для безработных. Каждый зарабатывал как мог. Иногда нам помогали родители Джорджа. Джордж предложил перейти на китайскую диету, с целью экономии средств.

К 6 часам вечера мы обычно собирались всем составом. Пол и Джон, сидя за пианино, сочиняли свои бесконечные мелодии. Джордж и Ринго старались извлечь как можно больше шарма из своих незамысловатых инструментов. Иногда репетиции длились по 12 часов подряд. Голоса становились все профессиональней. Теперь пели уже на 3 голоса. Чувствовалась гармония, достойная настоящих музыкантов. Все было сделано как следует , может быть даже лучше. «Beetles» уже забыли о первоначальной цели - о славе . Теперь все думали лишь о музыке...

.Мне часто приходилось садиться за фортепиано, так как Джон играл то на гитаре, то на гармонике. Когда-то в детстве я учился музыке. Сначала к нам домой приходил Пит Уотен. Он обучил меня азам. С его помощью я постиг элементарную технику игры. Пит был блестящим музыкантом. Он окончил консерваторию в Манчестере, и его уроки стоили дорого. Мы жили тогда в богатом предместье Стипл-он. И каждому отпрыску поневоле приходилось принимать дань состоятельных родителей -ходить в колледж и обучаться музыке у известных музыкантов. Признаться честно, меня больше привлекало тогда бесцельное хождение возле нашего конезавода и купание в озере, которое простиралось от виллы до самого леса....

Бедная матушка! Она хотела сделать из меня «настоящего англичанина». Я должен был играть в футбол, великолепно плавать, познать все существующие науки, чтобы стать полноправным хозяином огромного ее состояния. Кроме того, я не должен был быть профаном в искусстве.

Она позаботилась и об этом, скупив на аукционе, подлинники Ван Дейка, Рембрандта, Рафаэля, Брюллова, Пикассо и еще невесть кого. Те самые подлинники, которые не попали по воле случая в национальные сокровищницы Великих держав.

Пит Уотен был тогда лучшим из лучших- значит именно он должен был учить музыке ее маленького Марка. Пит делал все ,что мог, но дальше Клементи я не пошел. Да ,я смог постичь лишь простейшие, может быть, в чем то великие пассажи итальянского мастера.

Мать моя тогда была еще очень молода. А я был еще очень мал, чтобы спросить, почему у нас нет отца. Я не знал также было ли ей трудно, чего она желала, на что надеялась . Не мог я тогда, увлеченный своими детскими забавами, окруженный толпой услужливых гувернанток, заметить горькую грусть, едва заметную на чуть опущенных уголках ее слишком полных для англичанки губ, на едва приметных морщинках вокруг тёмных, слишком тёмных для англичанки глаз, которые смотрели тогда по-девичьи невинно, но по-женски тепло.

Два раза в год в начале апреля и в Сочельник к нам приезжала моя бабушка миссис Веллингтон. Могу поклясться, что она никогда не обладала чертами, присущими моей матери.

Глаза ее были пронизывающе холодны и бесцветны. В тонких, бледных, как при малокровии, губах чувствовалась несгибаемая воля. Я боялся ее и постоянно избегал. Мой дед –мистер Веллингтон мало чем отличался от своей супруги, разве что, страстью к рулетке.

Когда приезжали старики, я выдумывал для себя игры, которые помогли бы мне быть подальше от них.

Я подтаскивал каноэ, изготовленное нашим плотником Сидом к самым камышам, которые закрывали подход к озеру со стороны леса, спуская его на воду. В одном месте, только мне известном, камыши легко раздвигались . Тогда я проталкивал каноэ, идя по пояс в воде. Одной рукой я толкал лодку, в другой же держал арбалет. За спиной болтался колчан со стрелами. На голову я надевал плюмаж из страусинных перьев , который делал меня похожим на индейца. Так начиналась моя охота.

Я садился на корму и греб одним веслом, пока не выходил из зарослей камыша. Озеро открывалось мне сразу в виде небольших, но ощутимых для моего каноэ волн, идущих прямо на меня. Вода была тёмно-серая, а рябь, проступавшая на волнах, отдавала зеленью близлежащего леса. Обычно я выходил на охоту ближе к вечеру. Мать и подумать не могла, что я сейчас один в плоскодонке посреди огромного лесного озера. Когда ветер усиливался, волны становились больше, и могли бы перевернуть лодку, поверни я ее боком. Я бросал якорь около маленького камышового островка, который укрывал меня от возможных наблюдателей. Теперь меня не могли видеть даже в подзорную трубу. Здесь было неглубоко -не более полутора метров, и я мог видеть спины проплывающих толстолобиков. Хотя я был на охоте ,мне было жаль этих толстых и неповоротливых рыб. Я стрелял из арбалета, но нарочно мимо. Они шарахались и быстро уплывали в глубокую часть озера.

Однажды, вдоволь «наохотившись», я поднял якорь и двинулся было назад к лесу. Но что-то мешало мне. Что, я не знал.

Тогда ,12 апреля, к нам приехали миссис и мистер Веллингтон. Наверное, мне просто не хотелось их общества, но я не хотел в этом себе признаться. Все- таки, они мне родные бабушка и дед.

Ветра не было, волны катились будто пьяные. Было удивительно тихо -даже камыш молчал, хотя в тумане я угадывал путь к причалу по его «шушу». Едва уловимый скрип уключин донесся до меня. Голосов я еще не слышал. Мальчишеское любопытство заставило меня подплыть к островку и спрятаться в камышах. Из своего укрытия я увидел наш прогулочный 8-весельный ботик. «Странно»,- подумал я – в такое время гулять на ботике.»

Ботик предназначался для больших праздников. Я знал, что его спускали на воду один-единственный раз – в день обручения морей матери. Но что такое обручение я не знал. Я лишь был уверен, что это очень и очень большой праздник. Как он был красив этот белый, с русалкой на носу кораблик! Ноги русалки разрезали воду, а сама она смотрела прямо на меня. Но меня не смутил тогда взгляд русалки.

Меня удивила компания, плывущая к моему островку. На вёслах сидели два негра- плотник Сиди и его брат Оуэн. Остальные 4 весла оставались лежать на борту. На руле сидел мой дед –мистер Веллингтон. На широких скамьях сидели моя мама, миссис Веллингтон и незнакомый мне господин, смуглолицый, с очень тонкими чертами лица. Он был изысканно одет. Меня особенно поразила белизна его сорочки, манжеты которой выступали из-под безукоризненно сидевшего на нем светло-бежевого пиджака с широкими лацканами. « А ведь они плывут прямо на остров!»-мелькнуло у меня в голове.- Нужно получше спрятаться!».

Да, бежать было поздно. Придется остаться. Мне была неприятна эта мысль. Я знал, что подслушивать нехорошо, но, в конце концов, они же сами ко мне приехали! Приехали на мой остров! Мало им места в залах наших особняков. Мне стало даже обидно, ведь я считал себя здесь единственным хозяином. Я снял плюмаж, спрятал в кустах каноэ, но почему –то, не расставаясь с арбалетом, перебежал через маленький песчаный пятачок, из которого и состоял весь остров, и устроился среди камышей. Мне было слышно, как ботик врезался днищем в песчаную отмель. Сбросили трап. Первыми на берег сошли Сид с братом. Они расчистили проход для остальных. Моему взору предстала вся компания. Негры почему-то были с лопатами.

-Мистер Бруно, я надеюсь, что наша прогулка на остров будет более приятной для нас обоих, чем десять лет назад, -сказал мистер Веллингтон.

Незнакомый мне господин Брутто побелел, и правильные черты его исказились от непонятного мне гнева. Но он быстро овладел собой и мягко произнес: « Да, мистер Веллингтон, я тоже желал бы этого. Но ведь столь долгой разлуке я обязан только Вам и Вашей супруге.»

-Надеюсь эти годы оставили кое-какие гм… не совсем приятные для Вас воспоминания не так ли? - с участием осведомился мой дедушка Веллингтон.

-Вы правы, мистер, -твердо ответил Бруно – но все это время было для меня горьким лишь потому, что я не смог увидеться с Вами при других обстоятельствах… и чуть раньше.

-Я догадывался об этом, милый друг, и, хорошо зная Вас и свойственную Вам решительность, я сделал все возможное, чтобы оградить Вас от поступков , из-за которых мы могли бы и не свидеться вовсе.

Брутто кусал губы и смотрел себе под ноги. Было видно, что ему очень трудно владеть собой. Его гнев сменился нерешительностью. Он посмотрел на мою мать. Ее глаза были влажными. Никогда я не видел ее столь беззащитной.

Сам того не замечая, я вставил стрелу в свой арбалет . Я готов был выстрелить в любого из присутствующих . Но мне было непонятно, кто именно расстроил так мою мать, которую я любил больше всех на свете.

Черт с тобой!- выдавил Бруно. Он подошел к одиноко стоявшей ольхе и отсчитал несколько шагов в одну сторону, затем ,как бы что-то вспоминая, сделал шаг влево и крикнул громко: « Лопату!»

Сид подал лопату и отошел. Бруно отмерил что-то от того места, где стоял, и принялся копать..

Мама заплакала, закрыв лицо руками. Я не мог ничего понять. Мои ноги дрожали от напряжения, но руки оставались твердыми. Мистер Веллингтон был чему-то очень рад. На сухом лице его супруги я заметил улыбку. То была страшная улыбка. Именно так я представлял себе смерть. Все это походило на ночной кошмар, хотя до ночи было еще далеко. Бруно кончил копать вглубь . Он стоял по грудь в песчаной почве и очевидно искал какую-то нишу на уровне своего пояса. Наконец, он нашел то, что искал, вытер пот со лба. Сид протянул ему руку, помогая вылезти из ямы. Бруно подошел к Веллингтону, держа в руках какую-то шкатулку, вытащил из нее какую-то бумагу. Лицо Веллингтона засияло. Затем он бросил к ногам Бруно ту самую шкатулку, а бумагу спрятал во внутренний карман смокинга. Брутто ждал чего-то от Веллингтона. Тот театральным жестом пригласил свою супругу подойти. Она вынула какую-то бумагу уз своего несессера и протянула Брутто. Бруно выхватил из рук старухи этот, наверное, очень важный для него документ, быстро пробежал глазами. Затем он поднес к нему огонь от своей зажигалки.

Много позже я пытался соотнести странные события этого дня с теми переменами, которые ждали нас с мамой на следующее утро там в Стиплоне. Казалось, что страшный сон, начало которого я увидел на острове, продолжается. Мама разбудила меня намного раньше обычного, когда еще солнце не выкатилось со стороны изумрудного леса.

Я посмотрел в окно. Меня передернуло от холода, который исходил от утренней росы. Местами трава была тронута едва заметным инеем.

Я не ощущал холода своей кожей, но он проник тогда сквозь поры и остался во мне надолго.

-Мы едем в Ливерпуль, - сказала мне мама тем ранним утром. Слова эти были произнесены так просто, будто случай на острове был чем-то нереальным. « А почему бы и нет,- мелькнуло у меня в голове,- Ливерпуль так Ливерпуль».

Перемены, которые принес нам переезд в Ливерпуль, никоим образом не повлияли на меня. Я все воспринимал как должное. Каморка в старом доме успешно заменила мне мои роскошные апартаменты предместья Стипл-он.

Маленький пруд, что около булочной фабрики, удовлетворил мои детские фантазии ровно, как громадное озеро в нашем имении.

Тогда я был уже достаточно взрослым, чтобы не задавать вопрос «почему?». Но я не созрел для способности соотносить происшедшие события..